Вредная проза
Не умею я рассказы писать. Не то, чтобы рассказать было нечего — да и соврать
красиво при надобности могу. Просто не лежит к этому. Вот стихи — дело другое!
Иной раз выйдешь ночью на балкон — особенно когда ветер с табачной фабрики, и
спать все равно нельзя; или, когда соседнюю свалку опять подожгут; или просто
соседи на ночь жарят что-нибудь (есть на Востоке такая привычка), — в общем,
посмотришь в небо — а там кривая луна через дымку проглядывает, и даже иногда
пара звездочек вылезет... И тут оно и повалит в голову, что-нибудь вроде:
Мой дядя самых честных
правил...
|
Дядя у меня корректором в типографии был, и когда редактор райкомовской газетки
после какого события оставался пару дней не в настроении, то и за редактора мог, по
всей строгости. И меня в строгости воспитывал, чтобы не распускался. Все Пушкина
цитировал:
Правильно Сан-Сергеич жизнь понимал. Я вот, недавно не сдержался, сказал одному,
что, дескать, некультурно он себя ведет, и нельзя мешать людям спать, когда
выносишь у них из квартиры телевизор. Так тот меня ни за что табуреткой... Да еще и
будильник прихватил, вместе с телевизором. А зачем ему мой будильник? Он же все
равно не ходит, только просыпается в шесть утра и орет благим матом, чтобы я на
работу не опоздал. У кого ночная работа — какой смысл? Теперь, вот, все
вздрагиваешь по ночам: не проспать бы. Так что самое верное — стихи писать.
Можно сказать, призвание.
Одно в этом неладно: затягивает. Иной раз и днем ходишь, как лунатик. На
производстве, однако, уважают: горит человек в творческом порыве, создает нетленные
шедевры... Не у всякой фирмы свой поэт в наличии. Даже как-то сто рублей премии
выписали по статье "повышение квалификации"; правда, на руки так и не дали —
ходят слухи, на цветы директорской секретарше пошло. Но мне-то что? Творчеству
безденежье не помеха. Правда, коллеги каждый раз смеются: вот, говорят, опять
окосел — шатается, будто ударенный.
А я и есть ударенный. С детства. У нас на Колыме народ шибко драться любил. И
ходили каждый в своей компании, для безопасности. Я-то телесами хилый был — но
силу в руках имел, особенно когда злой. Так что аборигены даже побаивались. Эдак
схватишь здоровенную оглоблю, или лом, — и давай крутить вокруг себя —
только уворачивайся! А то раз взял обыкновенное шило — да всадил одному в зад
по самую рукоятку... В общем, напрямую беседовать не решались. Но как-то в закутке
за продмагом подстерегли шестеро. И пока я с парой накоротке разбирался, остальные
приволокли пачку шифера с соседней стройки — и опустили сзади на голову. Когда
очнулся — их и след простыл. Только макушка малость саднит, и волосы липкие.
Через пару месяцев все зажило, встало на места. Но с тех пор повадился я стихи
писать, и никак не перестать — не могу, и все тут! Что-то, видать, стронулось
в голове.
С прозой — ничего похожего. Не понимаю я этого. Что интересного, сказки-то
сочинять? Ну, жил кто-то там в каком-то городе... А я и сам сейчас в городе живу.
Плюгавенький хоть городишко — но какой ни на есть. Даже кинотеатр одно время
был, пока его под секс-шоп не переделали. А так все как у людей: башни
семнадцатиэтажные, торговый центр, рынок, больница... Начали было на площади фонтан
мастерить: вырыли яму, облицевали мрамором, трубы провели — но что-то у них
там не заладилось, засыпали стройку через пару лет. Да и бог с ним, с фонтаном!
Речка же рядом. Правда, все подступы самострой заборами перегородил, и до
ближайшего берега больше часа пешком, — но ходить полезно, особенно когда все
равно делать нечего.
Не о чем тут особо говорить. Ну, убили недавно городского голову — дело
житейское. Народ давно удивлялся: что-то никак его не убьют. Вот и застрелили в
конце концов. Мало ли у кого какие обстоятельства. У меня через коридор соседка
своего мужа из дому выгнала — так он улучил момент, когда она в магазин пошла,
и проник в дом с какой-то девицей, да еще забаррикадировался изнутри. Чем они там
занимались, никому неведомо — только стучали много. Хозяйка-то несколько часов
пыталась его оттуда выкурить, и все напрасно. Ночью пришли двое братков с
автоматами, вежливо так постучали, — а потом стали дверь ломать. Дверь-то у
них хорошая, из сейфовой стали. Они ее ломают — а она их отбрасывает... Прямо
на дверь моей квартиры. Так обе двери и высадили. У меня-то что, фанера. Спать,
конечно, в ту ночь было несподручно — пришлось опять стихи писать.
А проза — для чего она? Начинают еще про космос выдумывать, или про зверушек
каких... А что врать зазря? У нас, например, инженер ДЭЗа и так — что на
другой планете. Пятый год посылаем сигналы: крыша течет. И никакого ответа. Не
дошло еще. Но в жизни оно еще круче: на улице сталкиваемся, вопреки законам физики.
Тут сразу и понимаешь всю сложность общения несовместимых форм разума. Вроде по
виду совсем как человек, даже язык похожий — а никакого взаимопонимания.
Самая скучная литература — про шпионов. Мой приятель в секретном КБ работал и
мечтал хоть кого-то найти, кто купил бы его секреты. Куда там! Все гораздо проще:
приехали к ним американцы прямо в контору, да сами и вынесли, что было ценного, в
обмен на устаревшие компьютеры. Но им, видать, лень было во всем этом разбираться,
— и того приятеля прямо в Штаты вытащили, чтобы растолковал, что куда
пристроить. Потом, я слышал, он стал шофером такси — и доволен, как слон.
Единственно что бывает забавно посмотреть — исторические романы. Про
питекантропов. Как-то сразу начинаешь трезво себя оценивать и понимать, к чему мы
идем. Но такие редко пишут, и ненатурально. Не верю я, что австралопитек выражался
при публике, как новый русский, или гнилой интеллигент. Они как-то больше без слов,
по-деловому... Неподходящая, стало быть, фигура для нынешнего борзописца. Ни тебе
монолога, ни речевой характеристики. А как там у троглодита в голове — туман,
да и только.
В общем, нет у меня доверия к прозаикам. И не хочу я прозой, мне бы чего-нибудь
возвышенного... Однако же привелось разок вляпаться по самую маковку — не
уберегла судьба.
Вызвал меня как-то замдиректора. Так, мол, и так, есть к Вам деликатное дело.
Предприятие наше по роду своей деятельности с российским руководством дружить
должно, а дружбу надо укреплять и доказывать. Короче, будет через неделю очень
ответственное мероприятие, а на нем высокопоставленные чины, и стенду нашему
позарез необходим яркий и образный рассказик о наших передовых технологиях —
так сказать, л'истуар дю сюксэ. И желательно на литературном русском языке. А наши
ответственные работники общаются, в основном, по-английски. Есть еще в отделе
контрактов дама, которая два года изучала на курсах русский бюрократический, —
но говорит пока с сильным акцентом. Остальные же сносно владеют лишь альтернативной
лексикой, что в данном случае было бы не политкорректно. Так что, получается,
остались только Вы, и на Вас вся надежда. Зная Вашего дядю, и принимая во внимание
Ваши успехи на литературном поприще, мы решили поручить Вам живописание
достигнутого нами положительного опыта.
Понятно, я попробовал отговориться: какой из меня рассказчик? Вот если бы поэма
была нужна, или, на худой конец, венок сонетов... Нет, — говорит зам, —
поэма не годится. Российское руководство только прозой пронять можно. И то лишь
высокохудожественной. Так что вот Вам протоколы последних заседаний директората, и
— дерзайте! А мы Вам за хорошую работу путевочку в Соловки организуем. Там,
говорят, тихо — отдохнете, отоспитесь.
Приуныл я — но делать нечего. Да и поспать по-человечески хочется. Про что
писать-то? — спрашиваю. Я же ни с кем кроме вахтеров производственных
контактов не имею, и знать не знаю, чем мы все тут занимаемся.
А Вы, — говорит зам, — про это и напишите. Пусть все видят, как мы
заботимся о наших общих ценностях и блюдем коллективную безопасность.
Пошел я ваять историю успеха. На всякий случай перед этим полистал кое-какие
книжки, дядино наследство. Чтобы по науке было. Не могу сказать, что очень помогло
— но морально окреп. И вперед. Фантазировать не стал, все изложил прямо по
официальным текстам, только по возможности оживил стиль, да по старой поэтической
привычке подпустил пару метафор.
Если вкратце, дело было так.
Есть у нас еще один замдиректора, иностранец. И как-то раз у него компьютер из
кабинета увели. Хороший такой ноутбук, всего много. Сам-то в отпуск ушел, или куда
еще, на пару недель, вместе с секретаршей. А компьютер оставил прямо на столе, и
кабинет не закрыл. У нас же посетителей за день — сотни. Понятно, что если
народ долго дразнить, он и озвереть может. Ну и выломали с мясом шнур безопасности,
а ящик вынесли. Зам как вернулся — шум поднял, и очень на кого-то обиделся.
Подкатился к директору и подбил его на указ о том, что, дескать, с прямо сейчас
начинаем жить по-новому, и все обязаны при входе и выходе предъявлять содержимое
своей ручной клади дежурному охраннику, на предмет фиксации вноса-выноса
чего-нибудь материального. Да еще указ вменял в обязанность охране по необходимости
производить личный досмотр сотрудников, чтобы никто ничего неучтенного мимо не
протащил.
Разумеется, само начальство никто досматривать не будет, и для него все без
перемен. А простой персонал заволновался. Мало ли кто что в сумках носит. Дело
сугубо интимное. Начальник информационного отдела даже пробовал было возражать
— ему все равно через пару месяцев уходить, а его сотрудники постоянно с
ноутбуками ходят, да всякое иное оборудование тягают туда-сюда. Если терять каждый
раз время на вахте — работать некогда. Пробовал объяснять на примерах: скажем,
если кто берет за границей автомобиль напрокат, то он сам и заботится о его
сохранности, и обязан вернуть как взял. Чуть где отбито, или украдено — плати
из своего кармана. Вот, значит, и сотрудники наши, вроде как, могли бы сами
отвечать за сохранность предоставленного им для работы оборудования, и финансово
отвечать за собственную халатность.
Куда там! Это же пришлось бы признать, что ограбленный иностранец сам дурак, и
оштрафовать его на стоимость компьютера. А дураков среди начальства нет и по
определению быть не может. Пока шумели на эту тему, кто-то некстати вспомнил, как у
предыдущего замдиректора бумажник пропал, с пачкой долларов и кредитных карточек.
Тот по характеру проще был, и не стал гнать волну. Через пару дней карточки
вернулись, милиция помогла. Ну а долларов у него и в других местах оставалось
предостаточно. Но на директорат подобное воспоминание подействовало возбуждающе, и
у охраны появилась еще одна обязанность — подсчитывать суммы в кошельках
входящих и выходящих и фиксировать номера банкнот. А поскольку деньги можно вынести
не только в кошельке, личный досмотр превращался в процедуру почти неизбежную.
Народ повозмущался для порядку — но увольняться не стал, и как-то смирились. С
работой сейчас сложно, а людям семьи кормить. Дамы, правда, поначалу протестовали
против слишком интенсивного ощупывания. Тогда в штат охраны ввели женщину, и
возражать стало трудно. Удивительно, что потом многие сотрудницы все равно
предпочитали досматриваться у охранников-мужчин, а из некоторых организаций стали
ездить к нам курьерши определенного возраста, воспринимающие меры безопасности с
нескрываемым удовлетворением.
Так и живем до сих пор. По утрам у входа и вечером у выхода выстраивается длинная
очередь на досмотр, некоторые заранее раздеваются, чтобы времени не терять. А самые
закаленные стали в одних трусах приходить, да какой-нибудь халатик сверху, для
приличия. По возможности стараются ничего с собой не носить. В обеденный перерыв по
кафешкам не шляются. И вообще, дисциплина укрепилась. Раньше все норовили во
внерабочее время хвосты подчищать, доделывать, что в конторе не успели. А сейчас
документы с собой не возьмешь — и работать надо на работе. Как положено.
Правда, офисного времени остается не так много после всех досмотров. Так, один-два
часа в день. Но оказалось, что и этого для нормального функционирования вполне
достаточно, и общий объем работ не пострадал. Очевидно, повысилась
производительность труда.
О сохранности оборудования и говорить нечего. Тут у нас никаких проблем. Только
вот, крыс и тараканов многовато развелось. Раньше-то ходили из санэпидстанции,
опрыскивали помещения. Но после того, как один из охранников попытался проверить
баллон с ядохимикатами на предмет спрятанного внутри компьютера, ходить к нам
перестали, даже по срочным вызовам. Наши, впрочем, привыкли, и даже подружились со
зверьем. Иной раз, бывает, приносят из дому что-то съестное, с каким-нибудь
порошком внутри. А то ведь они же вечно голодные. Недавно у кого-то из начальства
сканер сожрали целиком. И видеокамеру, прямо со склада. Никаких следов.
Пришлось списывать. Начальство, впрочем, в
контору нечасто заглядывает, и секретарши где-то с ними, по должности. От того всем
только спокойнее: никто над душой не стоит и глупых указов не издает.
Вот, обо всем этом я и написал, честь по чести, с живописными деталями. Передал
наверх для просмотра и редактирования. Но, как всегда, времени у замдиректора ни на
что не было, и текст прямиком направили на стенд, да еще на своем сайте разместили,
на самом видном месте. Эффект был сногсшибательный. У провайдера сервер несколько
раз падал — не выдерживал перегрузки. А на том мероприятии у нашего стенда
весь народ столпился, про бизнес забыли и ржали, как лошади. Российское руководство
смогло пробиться к стенду только при помощи ОМОНа. Но зато когда пробилось —
начальству нашему как-то резко поплохело. Нет, за высокий уровень коллективной
безопасности даже премировали. И рекомендовали опыт к перенятию. Но за то, что из
серьезного дела балаган устроили — нагорело сильно. И плакала моя путевка на
Соловки, а здоровый сон до сих пор даже присниться не может...
Предупреждал ведь: не умею рассказы писать! Не мое это.
2003
|