Зигмунд Фрейд неоднократно ссылается на расплывчатость детских представлений о половых органах: дескать, девочки склонны думать, что у женщин тоже есть пенис; а у кого нет — того бог наказал. Аналогично заблуждения мальчиков. Сразу ясно, с каким контингентом уважаемому терапевту приходилось работать. Надо очень постараться, чтобы скрыть от мальчиков и девочек телесные особенности друг друга. На любом пляже посмотрите: до определенного возраста детишки плюхаются голышом; девочки сызмальства участвуют в уходе за младшими братьями (иногда и наоборот); в банях и общественных туалетах маленькие мальчики вместе с матерями (а иногда и наоборот). Детские игры в смешанных компаниях нередко связаны с раздеванием. И так далее, в том же духе. Допустим, советские в 1980-х еще не очень знали массив западной порнухи; но книжки по искусству и статуи в музеях таки были — во всей красе. А в Европе времен Фрейда обнаженка на каждом шагу, не говоря уже о специфической литературе, фото, кино и кафешантанах. Телесный ригоризм — достояние очень узкой прослойки буржуазии, вбивающей дурное пуританство в малолетних и приученных прятаться даже от себя. Стоит ли удивляться, что в такой среде высок риск психической неадекватности?

Обратно, принимая, что двуполость всем изначально известна как эмпирический факт, мы неизменно обнаруживаем гипертрофированную проекцию этой физиологии на строение классовых культур: мужская и женская субкультуры испокон веков разделены — и не сливаются даже сегодня, в эпоху всеобщей эмансипации и виртуальности половых признаков. Отсюда вывод: телесная организация вовсе не определяет общественного устройства — и даже наоборот, многие общественные установления (вроде национальности или педагогики) искусственно подчеркивают, культивируют телесные различия — которые никак не влияли бы на человеческую деятельности сами по себе.

Разведение людей на противоположности — инструмент классового господства; признавая формальное равенство, уравнители не забывают про различия, а, скорее, подчеркивают их, обращая преувеличенное внимание на конфликты интересов и мотивации; рыночные агенты противостоят друг другу в каждой сделке, при сколь угодно широких возможностях (рыночного) партнерства. Культурные различия — это продукт деятельности; они воспроизводятся подобно любым другим продуктам, и точно так же становятся товаром — источником прибыли. Вбейте населению в головы какой угодно абсолют — и у вас в руках мощный инструмент контроля и манипуляции. То есть, в конечном итоге, экономические рычаги — возможность рулить миром.

Здесь мы поднимаем три старых конспекта — образчики литературы эпохи "развитого социализма" (уже стоящего не краю гибели). Половое воспитание — тема старая и, к сожалению, очень скучная: везде одно и то же, теми же словами... Плодить глупости намного проще, чем искать разум; точно так же, плодить глупцов — не то же самое, что растить гениев. Сегодняшние писатели штампуют книжки сотнями — вынести из такого чтива мыслящему человеку совершенно нечего (да оно для этого и не предназначено). Поэтому просеивание прежних шлаков может оказаться более эффективным методом добычи полезных идей, нежели погоня за модной новизной, пеной дурного трюкачества и эпатажа.

Мальчики налево...

Поскольку человечество в те далекие времена делили на два пола, начнем с какого-то одного; патриархальная традиция (далеко не изжитая и по сей день) ставит мужиков во главу (семейного?) угла.

А. Г. Хрипкова и Д. В. Колесов, Мальчик — Подросток — Мужчина. (М.: Просвещение, 1982). Мы авторов не знаем; скорее всего, вы тоже. Так что можно прямо по тексту, со всем беспристрастием.

Первая же глава задает тон: все начинается с характеристики мужского организма. Эмпирионатурализм во всей красе: говорим не о людях, а о самцах некоего биологического вида — полностью оставаясь в рамках животного метаболизма. Над органами надстраивается столь же дикая психика — на уровне условных рефлексов: возбуждение и разрядка. Соответственно, об окультуривании тел речь не идет, и вместо всестороннего развития разумных существ — "физическое развитие и половое созревание мальчика, подростка, юноши". Тем самым явочным порядком вводят и "естественное" отличие взрослых от детей — все регулируется само собой, и общество вообще ни при чем. О том, что и органические особенности, и характер полового созревания на практике сильно зависят от общественных условий, от культурной среды, от традиций и сословной принадлежности — скромно умалчиваем.

Зато нам живописуют былинными красками "типично мужской характер" пропорций тела: длиннее ноги, шире плечи и спина, уже таз. Посмотреть вокруг и поискать контрпримеры — зачем? мы придумали свой ужастик, и нам достаточно страшно...

Предполагается, что внешность формируется исключительно в ходе полового созревания. А на завершающем этапе у девушек почему-то вдруг снижается двигательная активность — тогда как подростков преисполнены силы и выносливости. Что поведенческие сдвиги могут быть навязаны классовым воспитанием — в голову не приходит. Зато высосать из пальца эталон "наиболее благоприятного соотношения" роста и веса (по кем-то придуманным средним, 172 см и 71–72 кг) — за милую душу! Но скажите на милость, чему таки мы собираемся благоприятствовать? От этого, по логике, зависят требуемые габариты. В ответ следует удар ниже пояса:

Крутняк! Половая зрелость мужчины есть способность "вынашивать и выхаживать" ребенка вместе с дамой. Служить, так сказать, внешней оболочкой инкубатора — как в термосе, прикрывать женственную хрупкость колбы. Нет, мы понимаем, что сие допускает метафорическое истолкование (типа охотиться на мамонтов и расписывать стены пещер); непонятно только, зачем вообще затевать детородную бодягу, а не строить инкубаторы индустриально, освободив прекрасную половину от массы досаднейших неудобств. Что общаться можно и без детей — все, надеемся, достаточно наслышаны.

В завершение физиологических пролегоменов нас ставят в известность, что зверушки различаются еще и по типу дыхания: брюшное на букву М, грудное на букву Ж. Но отработать любой тип и свободно переключаться между ними — для человека пара пустяков. Например, известно, что певцам нужна опора на диафрагму (и нижнее дыхание) — тогда как танцорам, наоборот, следует в основном дышать верхом; получается, что оперная певица — не женщина, а танцовщик — не мужик... Ну, по жизни, филистерские представления именно таковы.

Дальше — совсем забор: оказывается, что физиология прямо влияет на "психологические особенности". При этом, правда,

Поэтому, дескать, говорить следует больше о статистике по частоте и выраженности черт (а сами черты — бог сотворил?). Но где логика? Если одно перекрывает другое "полностью", то зачем вообще экскурсы в физиологию? — можно сразу говорить о каких-то иных источниках различий. Но с источниками худо: с места в карьер — буржуазная теория о "общечеловеческом". Откуда оно? Что равно характеризует всех — уже не человеческое, а только общее; то есть, природное свойство — но не человека, а его телесности. Если имеется в виду лишь не зависящее от пола — то (в силу "полного перекрывания") все последующие сказки о мужских и женских характерах можно смело спускать у унитаз. Но нет, получите длинный перечень половых особенностей...

Оказывается, мальчики сплошь тормозные по части "физического и психического развития", позже начинают говорить, а о человеческих взаимоотношениях — вообще без понятия; на этой почве у них меньше ответственности, добросовестности, исполнительности — "даже при правильном воспитании". И в общении с женским полом — затыки, тогда как девки "более свободно чувствуют себя в общении с юношами" и склонны обращаться к авторитетам, придерживаться норм поведения, легко поддаются начальственному давлению.

Можно подумать, что в мире ничего кроме дома и школы нет. И что блюсти порядок — основная забота, везде и всегда. С другой стороны, неожиданность и выход "за рамки" — это очень относительно: что для одного обычное дело — другого "настораживает" (и наоборот).

Отдаленный намек на общественное происхождение половых различий — проскакивает через мозговые пустоты не задерживаясь; хотя именно отсюда следовало бы раскручивать тему: по каким-то причинам общество производит не универсально развитых людей, а нечто узко специализированное, дрессирует каждого по типовой программе. Если копнуть глубже — такой подход типичен не для общества вообще, а лишь для классового общества; с уничтожением классов искать различия станет просто незачем.

Дальше — набор обывательских предрассудков, кочующих из одной книжки в другую; по факту, это никто не проверял — но принято считать, что оно именно так.

В общении с другим полом, мальчики больше ориентируются на сверстниц — а девушкам подавай кого поопытнее (хотя понянчиться с недоростками иногда в охотку). Вопрос: быть может, им навязывают именно такие предпочтения, с малолетства ограничивая круг общения?

Мальчики интересуются абстрактными предметами — и потому не могут сосредоточиться на текущих делах, и постоянно отвлекаются; поэтому у них шире мышление и кругозор, способность сопоставления понятий, объективность обобщения — но бытовая приспособленность отсутствует, а насчет трезво сопоставить необходимое с возможным — вообще швах. Зато у девочек в центре внимания человек и его быт, "ближняя сфера", — якобы, отсюда лучшее знание себя и людей. Опять же, кроме культурно обусловленных ограничений тут усмотреть нечего. А если девочки в несколько раз чаще ведут дневник — так что им еще остается, если вольные забавы традиционно предосудительны?

По предыдущему пункту глубокомысленные замечания о различиях в "восприятии пространства и времени": дамы, дескать, больших расстояний не воспринимают, ориентируются в том, что уже знакомо и освоено, а отслеживать время не умеют; напротив, кавалерам подавай масштаб, чтобы все увязывать издалека — и тогда никакой хаос не помеха, а порядок только мешает. Сомневаюсь, что кто-либо реально промерял психофизику. А где все же измеряли (например: Д. Г. Элькин, Восприятие времени — 1962), градаций по полу не выявлено. Однако сие не имеет ни малейшего отношения к человеческому восприятию — которое опирается вовсе не на физиологию, а на культурные стереотипы, так что характеры людей отражают прежде всего характер разделения труда (поскольку в классовом обществе все дорожки врозь).

И тут всех озадачивают странным наблюдением: во всех странах среди неуспевающих в среднем 4/5 мальчиков. Когда авторы успели обежать все страны, мы не знаем; допустим, что они быстро бегают. Но есть упрямый факт: большинство деятелей искусства и науки (не говоря уже о философах) — мужского пола; то есть, как-то они таки сдают положенные экзамены и проходят образовательный ценз. А дамы — выскакивают замуж, и от былых побед остаются одни воспоминания... Только в последние годы наметился резкий сдвиг в определении пола профессий: женщины практически вытеснили мужчин из многих сфер, которые раньше считались сугубо мужскими. Однако даже возможность такого рода перемен наводит на мысль, что дело тут вовсе не в половых признаках (первичных, вторичных и выше), а строении способа производства. Одними школьными оценками тут не отбрехаться.

Даже если допустить, что у мальчиков действительно "отсутствуют должные навыки труда", и нет усидчивости, настойчивости, терпения, старания, прилежания, аккуратности, — что "любой вид деятельности труден для них, если он требует сознательного проявления активности, усилия над собой", — вопрос все тот же: а почему? Никакой физиологией этого не объяснить. Хотя, если честно, и про неусидчивость брехня: по личным наблюдениям, когда пацану что-то интересно — он бросается в дело, как в бездну, напрочь забывает про пространство и время, будет пахать, как проклятый, пока не добьется своего. Кстати, мужская любовь во многих культурах — тоже как падение в бездну; тогда как женщины не забывают и про бриллианты... Романтический рыцарь не спроста появился в литературе, на Западе и на Востоке. Получается, что блюстители успеваемости просто смотрят не туда — сравнивают не по тем показателям. А потом сокрушаются: основная причина сачкизма у подростков — активное отрицательное отношение к учебе, отсутствие мотивации. Кто озаботился, чтобы им эту мотивацию создать? Идиотские программы, стригущие всех под одну гребенку — явно не тот стимул.

Далее про выпендреж, распетушенные хвосты, переоценку успехов, некритичность, перепады в настроении, переоценку себя...

Но кто в пример? Если рынок требует рекламы — она будет. У девок она тоже есть: косметика, прически, тряпки... Только товар разный. Где милые дамы вынуждены бороться за самца грубой силой — силы им не занимать. И наоборот, профессиональные жиголо отменно корректны и точно знают, на что претендовать.

Про законность в области чувств — что-то новенькое! Деталей нам, к сожалению, не сообщают. Существование "норм поведения пола" — это с натуры; остается выяснить, кто и как эти нормы устанавливает; быть может, следует установить иначе?

Что воспитание происходит под влиянием среды — пустой трюизм. Но нам уже предложили пространственно ограничить девочек — и потому на них влияет, главным образом, "микросреда":

Благоприятна — для чего? В чем состоит "спокойствие"? Какие семьи считать "благополучными" — и где критерий "полноты"? Наконец, про "упущения" — это намек на филистерское понимание сути: воспитание сводится к дрессировке; кто на короткой цепи — дрессировать проще.

Но вот мы добрались до переходного возраста (как всегда, допуская отставание пацанов на пару лет).

Однако ничего серьезного в этом выходе за рамки авторы не усматривают: "легкость, импульсивность, несистематичность, характер развлечения". Почему-то внешняя жизнь обязана быть активной — и не может развиваться в направлении аутизма, ухода в собственный мир (который еще надо построить для себя). Видимо, и здесь без наставников и примеров не обошлось. Мужчина, гуляющий в одиночестве по лесам, нюхающий цветочки и любующийся красками закатов, — ну, совсем не мужик — ботаник какой-то!

Но совсем странно слышать, что у мальчиков в этом возрасте круг интересов шире девичьих, богаче словарный запас, — и что они "знают специальные вещи и не знают элементарных". Что мы с чем сравниваем? Если границы переходного возраста у юношей и девушек различны — нельзя сравнивать без поправок на динамику развития. Если интересы лежать в очень разных сферах — то как можно сравнивать их чисто количественно, по "ширине"? Соответственно, кто чем интересуется, тот про то и слова знает. Наконец, что считать элементарным? У каждого свое. Кто к чему по жизни привык. Элементарная теория музыки, или теория элементарных частиц, — это на любителя.

Обычный предрассудок: мальчики должны действовать, девочки — лясы точить. Соответственно и увлечения предлагают: одним спорт и всяческие буйства — другим книжку почитать, собирать что-нибудь, помузицировать в будуаре... А потом все объяснить чудесным образом возникшими характерами:

Все гораздо проще: если школы насквозь пропитаны "бабьим" духом, атмосферой рутинной покорности, если нет возможности универсально развиваться — уход в абстракции становится формой внутреннего освобождения: независимость любой ценой. Девочки, возможно, тоже хотели бы — но им не дают, их раньше запрягают в семейное рабство, они устают не по возрасту, теряют вкус к открытиям.

В конце многостраничности по поводу различий — хоть лучик надежды на единство:

Не очень понятно, как отношения сравнивать — и есть подозрение, что отношение к учителям носит сугубо классовый характер, как к единой угнетающей силе, которой надо противостоять общим фронтом. Есть также личные воспоминания (и юридические казусы), заставляющие усомниться в бесполости школьной вертикали: девочки сплошь и рядом влюбляются в учителей-мужчин, а мальчики, соответственно, в женщин. Разумеется, при наличии сколько-нибудь ярких фигур, а не в болоте обрюзгшей бесформенности.

Забавно: много лет разводили мальчиков и девочек по разным социальным нишам (вплоть до возрастной дискриминации) — а потом наивно хлопаем глазками:

Вот те раз! Оказывается господа недостаточно пресекали возможности универсального, всестороннего развития — и надо было науськивать детишек друг на друга еще и по "половой принадлежности"! Логика дуболома: чем больше между нами барьеров — тем легче нам "организовать совместную деятельность". Чтобы объединиться — надо размежеваться.

Это в смысле коллективного выхода в бордель? Или секс-вечеринки под присмотром классного руководителя?

Вот-вот. Разводят по углам ринга с малолетства. Дикари.

Как только про "правильные пути" — значит, все уже неправильно. Нет между людьми никаких "правильных" отношений — а есть отношения человеческие, которые надо творить по-новому в каждом конкретном случае. Главная "педагогическая" задача — разбудить человеческое в человеке, чтобы весь мир перед ним, и нет страха искать — и найти.

Приехали. Снова разделение труда, борьба классов... Начинать надо с совместной деятельности — и не когда гром грянет, а с момента рождения (а лучше еще раньше). Уберите различие между полами в реальной жизни — и детям будет все равно, какие у кого органы, они будут интересовать не телами, а людьми.

Вот так все ставят с ног на уши. Вышеперечисленные различия — это не физиология, и не психология; это факт культуры — которая отнюдь не встроена в организм, а надстраивается над ним в практике общения, во взаимодействии всех членов общества, мужчин и женщин, взрослых и детей. Неча на зеркало пенять. Тем более, что внушенная мальчикам такими "педагогами" трудновоспитуемость — такой же культурный стереотип, и вряд ли можно ожидать иного, закладывая результат с самого начала: за что боролись — на то и напоролись.

Ну, это еще не факт. Женская дикость — покруче мужской; она лишь проявляется иначе. С другой стороны, возьмите любую книжку по педагогике — и везде про особую ответственность девушек, и что воспитывать в первую голову нужно их, готовить на роль семейного инкубатора. Общественное давление в тысячу раз выше — не мудрено, что забитость и послушание вросли в девичьи души на правах органического дефекта. Вот кстати и образчик:

Человек не зверушка! И нет у него никакого рода — он разумен лишь поскольку сумел освободиться от позывов органики, использует их, а не подчиняется им. Никакая природа не может ему ничего "давать" — он создает сам себя как продукт деятельности. Пока человек не чувствует себя индивидуальностью и личностью — до человека он не дорос. Точно так же, член коллектива — это всего лишь член, и до разума ему далеко. А разум занят не (одним только) разведением зверушек — ему надо переустраивать вселенную. Задача другого масштаба. И мы скорее предпочтем, чтобы господа-авторы объявили нас ненормальными, чем согласимся с их зверским тезисом.

Утверждается про два аспекта половой потребности: 1) постоянно присущая потребность, — и 2) потребностное состояние, побуждение. Но это так для любой потребности — ибо все в мире иерархично, а иерархию можно развернуть не в два уровня (как здесь), а в бесконечно много, и очень разными способами. Одно дело — потребность как факт культуры, нечто воспитанное и определяющее круг возможных мотивов; другой уровень — мотив конкретной деятельности, развернутой в действия и операции.

Но если уж зашла речь о половой потребности — значит, за скобками предполагается некоторая деятельность, и от ее мотивов существенно зависит, что станет объектом и каков продукт. Варианты разнообразнейшие — и никакие начальники нам не указ. Огульно заявлять, что объект половой потребности есть "представитель женского пола, обладающий определенными специфическими качествами, во-первых, вообще свойственными женскому полу и, во-вторых, индивидуальными", — это вопиющая вульгарность. Мало того, что есть люди альтернативных ориентаций, — вполне возможно удовлетворение половой потребности сколь угодно нетрадиционными способами, иногда вообще исключающими физические контакты (в том числе с самим собой). На то и разум, чтобы сублимировать влечения, делать из не физиологическими, а общественными движениями. А нам тут опять:

Потребности — у человека, а не у животного. И они изначально социальны — так что никакое "физиологическое ощущение" их удовлетворить не может. Акт акту рознь. Не говоря уже о том, что удовлетворяться без полового акта — даже зверушки умеют. Ладно, хоть согласились, что это "не есть эмоция" — ибо эмоции, связанные с сексом,

Хоть шерсти клок. Конечно, авторам невдомек, что и любые другие переживания у человека — совсем не то же самое, что эмоции животных, и что окультуренную чувственность надо воспитывать еще до того, как начнет играть какая-нибудь физиология.

Но авторам высшие сферы не по разуму — и они опять спрыгивают в дурную животность, рассматривая развитие личности как "обогащение половой потребности": сначала, дескать, возникает "потребностное состояние" — потом мы ищем, с кем бы посношаться, чтобы "временно устранить" спермотоксикоз, — а если при этом удается еще и кайф поймать, соответствующая деятельность закрепляется как "наиболее эффективная" и воспроизводится снова и снова. Классическая схема условного рефлекса — торжество дикой природы.

Легко догадаться, во что в такой уродской схеме превратится любовь: всего лишь поиск бабы для секса, чтобы выработать на нее устойчивый стояк — и трахаться "наиболее эффективным" способом, а не заниматься мастурбацией на порнуху (что в нынешней Америке называют "сексуальной дисрегуляцией" — стабильный источник дохода для тамошних сексотерапевтов). Тут как тут "уровни объекта":

1) "любая женщина" — низший уровень, трах по пьяни;
2) "красивая женщина" — когда ведутся на внешние данные;
3) "хорошая женщина" — еще и залезть во "внутренний мир".

Дальнейшее развитие половой потребности видят в выработке "идеала женщины" — хотя по логике все наоборот: сначала общество доводит дух до (общественно значимых) идеалов — и только после этого мужчина способен любить (видеть в женщине человека а не половую щель). Но нас сразу предупреждают: высшие уровни никоим образом не отменяют животной копуляции, а лишь подают это основное блюдо с гарниром и в нарядной сервировке — но "сами по себе душевные качества женщины не могут возместить для мужчины недостаток необходимых физических качеств". Аналогично про культуру питания: мужику первое дело — нажраться и крепко выпить; а без штучек-дрючек можно и обойтись... Вот это у них и называется любовью — "высшее выражение половой потребности". Грустно.

Думаете, на этом остановится? Как бы не так! Есть социальный заказ: затащить мужика не только в постель — но и в брак; и не какой-нибудь — а патриархально моногамный. Артподготовку начинают с "важнейшего атрибута" любви — сужения "круга возможного выбора" до одной женщины. Никаких внятных доводов в пользу такой узости нам не приводят; почему нельзя "эффективно" любить многих — остается только догадываться. Для доходчивости, несколько раз: "важнейшая характеристика" любви — концентрация всей деятельности на одном объекте. Чисто экономически, оно понятно: на каждом шагу видим, что разделение труда ведет к росту производительности — и специалист "эффективнее" разбросанного дилетанта. Когда некто влюбляется — на первых порах это весьма благотворно сказывается на производстве: остатков духовного пиршества хватает на раскачивание инертной массы. Если ограничивать любовь исключительно экономическими функциями, "половой потребностью" и деторождением, — ничего из нее больше не выжмешь. Но тогда резонный вопрос: а нельзя ли вообще обойтись? Давайте доведем разделение труда до предела — и пусть одни работают донорами яйцеклеток и семенного материала, другие все это соединяют в научно выверенных пропорциях, третьи подсаживают зародыши в тела четвертых (получающих деньги за индустриальное вынашивание), потом еще кто-то принимает дитя и передает по конвейеру наемным мамкам да нянькам, воспитателям и учителям... Эффективность на все сто! А половую потребность пусть удовлетворяют как кому захочется — быть может, так и до настоящей, человеческой любви дорастут.

Тут нам выкатывают возражение с верхних этажей, от биологии весьма далеких:

Кстати: почему половая любовь — только к женщине? А в обратную сторону любить не положено? Играет потребительская психология дикого мужика: чем пользуемся — то и любим. Становится понятным разгул потребительского отношения к родственникам, к друзьям, — наконец, потребительская любовь к родине (и готовность переметнуться на другую сторону, если хорошо посулят). Возвращаясь к полу — замечаем логику в походах налево: потреблять любовницу иногда намного "эффективнее", чем жену.

Насчет единственности — очень странно. Само разнообразие форм любви указывает на возможность многих любовей уживаться друг с другом; но если мы можем одновременно любить женщину и родину — то что мешает нам любить сразу нескольких женщин (или мужчин — если глянуть с другого края постели)? И не надо про качественное различие! — например, мы запросто можем любить нескольких друзей, в том же качестве; с другой стороны одна женщина очень отличается от другой — и любовницы (любовники) часто дополняют друг друга: одни компенсируют то, чего не хватает другим.

Человек — существо универсальное, и он в состоянии переключать "душевных силы" и "психическую энергию" (либидо?) между разными склонностями, или обихаживать всех сразу — когда силенка есть. Опять же, если мужик без ума от своего мотоцикла — он, конечно же, постарается "сделать для него максимум хорошего". Как в солдатской песне: наши жены — ружья заряжены...

Про важность любви — тут мы согласны. Если, конечно, не иметь в виду лишь кого-то поиметь, а ценности оставить для базара — любовь несравненна, и торг здесь неуместен. С минимальным напрягом, из вышеприведенного можно также заключить, что любовь — вовсе не психологическая категория, что ее сфера совпадает с культурой в целом, а способность любить просто невозможна без развитой (материальной и духовной) культуры.

Тут авторы опять пугаются собственной смелости — и начинают выгораживать для секса теплое местечко и особую роль:

Кто-то выше говорил, что любовь — это лишь условный рефлекс на предпочтительного секс-партнера... Где отличие? Разведение любви к людям и любви к вещам — страдает типично обывательской слепотой: за (неодушевленными или живыми) предметами не видят человеческой деятельности — людей, которые сделали вещи такими, и воспитали в любителях соответствующие наклонности. Как половая любовь кажется пристрастием к сексу — так любовь к вещам (или абстрактным идеям) лишь кажется безличным предпочтением; во всех случаях — речь идет о характере совместности, о способах духовного общения субъектов деятельности.

Чтобы еще больше противопоставить половые связи неполовым, авторы тщатся вывести дружбу за рамки любовной темы — и делается это все тем же (буржуазным и поповским) методом опошления: словом "дружба" называют то, что дружбой никогда не было, а собственно духовную сторону, становление личностей друг другом и личностный рост — незаметно сливают в кювет.

Можно подумать, что любовь — не форма взаимоотношения! Или женщину за человека не держат? Удовлетворился и отвалил? Вроде как водки стакан — и заесть огурцом. Косвенное подтверждение гипотезы:

То есть, любят женщин — а женщина не человек, и дружить с ней не надо Тогда очень странно выглядит следующая фраза:.

Поскольку женщину из списка людей исключили — любовь к "другому человеку" здорово попахивает гомосексуализмом... Не то, чтобы мы возражали, — но как-то не вяжется с предыдущими глаголами про сексуальные объекты.

Между прочим, многие советские писатели (художественные и не очень) требуют обязательного сочетания половой любви и дружбы — без этого любовь неполноценна. Но в книге про мальчиков нашлось место только сексуально озабоченным самцам. Ладно, продолжим о различиях:

С Родиной и спать нельзя! Половая потребность к целой стране — это уж очень круто...

Так ли? Есть обычные обороты речи типа: дружен с молотком и зубилом (с компьютером, с интегралами...) — или даже про вещи сами по себе: одно с другим не дружит. А если не видеть за вещами людей — так их и любить нельзя (особенно в половом смысле).

Еще одно отличие: дружба обязательно предполагает взаимность, а любовь — отнюдь не обязательно.

Вот тут извините-подвиньтесь! Еще Аристотель писал о дружбе в одну сторону. Опять же, взаимность — с кем? С тем кого любишь, или с тем, кого воображаешь, что любишь? Когда любимый (или любимая) превращен в "объект любви" (да еще разделен на вышеперечисленные уровни) — такая "любовь" действительно ограничивается лишь предметом или индивидом; человеческая любовь — охватывает весь комплекс общественных отношений, и потому невозможна без ответной любви — вовсе не обязательно в форме секса. А нам тут вещают: нельзя сказать: Я дружу с А., а он со мной не дружит, — но вполне допустимо: Я люблю А., а он меня не любит. И то, и другое — ложь. Потому что говорят только о телах, а не о людях. Мы, например, очень дружны с Марксом — но он про нас узнать малость не успел: разошлись на сотню лет, и странами. С другой стороны, кто по-настоящему любит — никогда не пожалуется на холодность любимых: ему вполне достаточно отраженной в них любви — и вернувшиеся лучи хоть чуточку теплее, духовнее.

Очередная странность: дружба возможна лишь при наличии "определенного расстояния"; под словесной кривостью имеется в виду ограничение общения сравнительно узкими рамками: культурное сходство, общее дело, непосредственное общение. А для любви, дескать, это совсем не обязательно. Подружиться на расстоянии, никогда не общаясь или не общавшись, якобы не получится, а любить за тридевять земель — без проблем. Именно поэтому дружба — всегда явное, а любовь может быть и тайной.

Вот как можно в одном абзаце нагородить столько чуши? Общаться можно на любых расстояниях — особенно сегодня в эпоху мобильников, интернета и социальных сетей. Более того, общаться можно и через время (см. выше пример с Марксом). Потому что общаются не тела — общаются разумные существа, субъекты деятельности. Начатое нами дело — продолжится и после исчезновения наших тел, как мы продолжаем Маркса, Гегеля, Омара Хайяма или Диогена. Чем шире человечество распространяется в космосе — тем весомее формы непрямого общения, через цепочку субъектных опосредований; такая дружба вообще не предполагает личного знакомства — да и само понятие единичного субъекта может стать другим. Обратно: каким образом возможно в кого-то влюбиться, если не иметь о нем ни малейшего представления? Даже выдумать с нуля идеальный образ без культурных влияний — совершенно нереально. Строим мы любимых из того, что нам они говорят о себе, — через тела, через следы, через других людей. Те, кого мы любим — собраны из чего-то очень распределенного, и суть любви как раз в таком возникновении одного духа в другом, в их неразделимости всеобщности. Будет проекция на что-то телесное — пусть будет; для любящих это не принципиально — и уже тем более не важно наличие половых признаков: любят человека, его дух — а не вагину или член.

Про тайны — вообще пальцем в небо. Когда двое любят друг друга, это никакой силой не скрыть — это (иногда очень опосредованно) влияет вообще на все — становится частью человеческой истории. Сколько раз дама испытывала оргазм такого-то числа такой-то эпохи — никого не касается; это и самим любовникам не столь важно — дело житейское. Зато слияния личностей, превращение их инобытие друг друга — как на ладони. Разумеется, тем, кто умеет смотреть не только на груди и между ног. Любящие иногда сами не догадываются — а со стороны все уже знают, что это судьба.

Опять же, тайные дружбы — вовсе не редкость. Поскольку про них не трубят на каждом углу — обывателю кажется, будто бы их и нет: дурак видит только чем в морду ткнут. Но действуют на движение и развитие человеческой духовности какие угодно дружбы — точно так же, как и любая другая любовь.

Дальше нам намекают, что можно придумать и другие различия дружбы и любви — "но в главном они сводятся к вышесказанному". Вышесказанное, как мы видели, касается вовсе не различий, а того, что у любви и дружбы есть общего. Любовь — она и есть любовь, и с этого единства надо начинать. Тогда, на общей основе, имеет смысл обсуждать специфику разных проявлений любви — ее общественных (а не только биологических) тел. Но в здешнем цирке — суперкульбит:

Авторы не выпячивают брачный статус на первый план — но где-то в фоне постоянно маячит призрак загса, и такое подспудное навязывание идеи может быть более действенным, нежели прямые предписания.

Разведение любви и дружбы у супругов (расписанных или нет) — буржуазное извращение. На базаре так принято: каждому товару — свой ценник, и продавать клубничку как велосипед (или наоборот) — это не против правил. Могут и привлечь — по закону или по понятиям. На самом же деле — есть просто отношение двух личностей, и в нем уникальным образом соединены самые разные способы быть вместе. Глупо говорить: вот это мы делаем по любви — а это по дружбе. Мы движемся по судьбе вместе — и совершенно без разницы, каким словами все называть. Если исходить из единства — отсутствие границ между разными видами (проявлениями) любви становится очевидным, и вовсе незачем навешивать на наши отношения отпечатанные в типографии массовым тиражом ярлыки. Тогда, впрочем, исчезает и необходимость культурно закрепленных союзов: мы вместе духовно, а не по экономике или по историческому контексту; в любви каждый из нас не исчезает как личность — при полном слиянии личностей любящих.

Даже упертые в пол авторы смутно догадываются о разнообразии любви — и о чисто внешнем различии любовей:

Это переведенная на язык "социалистического реализма" фрейдовская теория сублимации. Прямое следствие эмпирионатурализма: "высшие" этажи надстраиваются над "низшими", культура — общественное инобытие сексуальности... Можно подумать, человеку больше заняться нечем: мамонты пусть сами себя ловят — а мы тут реально трахаемся! Иногда, впрочем, с абстракциями; да и начальство затрахало.

Все наоборот. Не культура вырастает из физиологии — а человек культурный придает физиологии неприродную направленность, при необходимости меняя протекание природных процессов. Только там, где уже сложилась культура производственных и духовных связей — возможно появление половой любви как духовного, а не органического движения; чем выше уровень развития культуры — тем культурнее секс.

При чем тут пол? Неполовые формы любви умеют "стимулировать" ничуть не хуже.

Во где маразм! Пошло обывательское уподобление поэта певчей птичке: бабу хочет — вот и поет. Идиотское натурализаторство. А в искусстве поэзии — любовная лирика запросто может стать выражением гражданственности или стремления к мудрости. Поэт пишет не тогда, когда ему захотелось переспать с женщиной; скорее, наоборот: ему этого мало — и хочется раздвинуть границы до размеров вселенной. Тогда и с женщиной будет совсем по-другому. Не забываем, конечно, что поэзия как искусство — не зависит от пола.

После обсуждения "потребностных состояний" — приходит черед пообсуждать варианты удовлетворения потребностей. Тут авторы забывают о сублимации (какая, на фиг, поэзия?) — и рубят матку грубо по-животному: есть организмы, есть встроенная в них психика — но и то, и другое только чтобы в итоге подергать за органы.

Товарищи совершенно не понимают, что есть что, — и валят все в кучу, метафизически цепляясь за слова. А слова означают что угодно — в зависимости от того, зачем их говорят. Так, удовлетворение вполне может ссылаться на эмоцию, на чувство, на переживание... И на волю. Но здесь подразумевается не удовлетворение как движение субъекта — а всего лишь разрядка, сброс напряжения. Даже тупые американские психиатры различают типы сексуальных расстройств: в одном случае речь об "импульсивности" (желание получить удовлетворение или удовольствие) — а на другом полюсе "компульсивность" (попытка облегчить дискомфорт или тревогу). Таки есть разница? Впрочем, по их практике, оба вида могут вместе бороться за отсрочку или подавление девиантного поведения...

Эмоции также бывают разные — и слово ничего не значит само по себе. Но даже если оставаться на уровне чисто животной психики (где, собственно, и эмоций как таковых нет, а только цепи обратной связи) — проявляться психика может только посредством телесных движений (типа, член рефлекторно дергается, или желудочный сок течет) — а эти движения так или иначе меняют среду обитания и тем самым оказывают влияние на характер поведения, на психику. О чем нам незамедлительно и сообщают:

Однако в единстве органика и психика работают на всех этажах — на самых низших превращаясь в простую реактивность, однозначную связь строения и поведения (хотя в чистом виде такой однозначности нет даже у вирусов). Речь может идти лишь о способе поддержания телесной целостности; у разумных существ этим занимается личность — то есть, человек сам выстраивает свое органическое и неорганическое тело в зависимости от направлений развития деятельности (и в конечном счете, направлений исторического развития). При этом фокус сдвигается с "удовлетворения" на культурное строительство: в отличие от животных, мы заставляет двигаться наши тела не ради самих тел (с их физиологией и эмоциями) — мы используем телесные движения как средство изменения природы (включая собственную природность).

Опять же, авторы и это интуитивно просекают — и заводят разговор об уровнях любви — опровергая самих себя:

То есть, любить таки можно много и по-разному — и чем разумнее, тем меньше про секс, а больше про чувства... Чем мы выше и возражали на чересчур моногамные амбиции.

Тривиально, но по существу: достаточно очеловеченный мужчина удовлетворяет женщину — и, видя это, удовлетворяется сам. Пусть будет: простое отражение (включая самочувствие) — низший уровень, почти животная психика; на следующем (принципиально человеческом) уровне вступает в дело рефлексия: каждый акт преобразования мира становится и актом саморазвития. Научиться быть другим = научиться любви. Однако на этом разум не останавливается: различие бытия в себе и в другом (для себя) надо снять в такой постановке деятельности, когда обратная связь уже не нужна, когда мы чувствуем другого как себя — и действуем так, будто действует он. Вот такое бытие в-себе-и-для-себя называется любовью, без ограничительных кавычек.

Сказано красиво! Образно и по существу. Но опять: не зацикливаться на себе — выходить в большой мир. Как нас давным-давно научил Гегель, разум — единство сознания и самосознания. Человек разумный чихает не потому, что приспичило, — и не подстраиваясь под общественное мнение: каждый чих у нас — одухотворение природы, перестройка мира в целом на разумных началах. То есть, мы ведем себя культурно лишь потому, что считаем это разумным, выводим из своего (далеко уже не животного, сознательного и самосознающего) бытия.

Из мелких придирок: нам говорят, что по мере роста духовности (личностного развития) становится все меньше перепадов в отношении к другому — чувства ровнее. Вряд ли. Неравномерность — закон всякого развития. Ровненько и гладенько — это уже не развитие, а эволюция (или что-то неодушевленное). Даже в самой возвышенной любви будут свои неровности, крайности и перекосы. Однако в разумно устроенном (бесклассовом) обществе такие размолвки не превращаются в непреодолимое препятствие на пути к единству, а наоборот, будят творчество, ведут от личных проблем к общественным (историческим) сдвигам. Синкретически, подобное видение присутствует, например, в античной трагедии — где отношения людей не только выражают волю неба — но и активно влияют на движение небесных сфер. Разумеется, увязывать поведенческие перепады и коллизии с половым циклом — вопиющая вульгарность.

Вот, открытым текстом: любовь — это не только пол, это духовное (личностное, субъектно опосредованное) общение, в любых формах. Поэтому "развитие и обогащение" не имеет никакого отношения к половому вопросу, и реализуется на любой материальной базе, в любой деятельности. Собственно, любовь и есть духовное развитие. Можно поздравить авторов с великим открытием? Как бы не так! — кончается все равно за упокой:

За признание духовного прогресса — респект и уважение; но какое отношение любовь может иметь к браку? То бишь, к (тюремному) заключению. Наоборот, любовь ведет людей к свободе — когда им уже все равно, есть какие-то бумажки или нет, и кто что на это скажет. Любящим просто в голову не придет мысль о браке: они уже настолько близки, что дальше некуда. Навязывание любви — смерть. Это касается и далеких от пола любовей: дружба, любви к родине, и все такое. Дружить из-под палки? Любить родину по паспортной графе? Вздор!

Вступление в брак и не предполагает ничего такого. В отличие от любви (любого вида), брак — отношение не личностей, а лиц, — не субъектов деятельности, а субъектов права. Другими словами: просто сделка, акт товарного обмена. Брачующиеся договариваются соблюдать правила (рыночной) игры — и за это государство (как общества в целом, в свою очередь представленного господствующим классом) обязуется дать доступ к ряду культурных сфер, которые для не состоящих в браке искусственно закрыты (отчуждены). Вот и все. Будет любовь или нет — без разницы; по факту, лучше, когда ее нет, и все необходимое прописано в брачном контракте. Буржуазный брак не делает супругов собственностью друг друга — и никак не регламентирует половую жизнь; это сугубо экономическая условность, раздел имущества.

В конце концов авторы возвращаются от общефилософских идей к воспитанию мальчиков — и замечают плачевное состояние индустрии:

Между прочим, одной из причин становится гипертрофированное внимание к половой любви — в ущерб всем остальным любовям. Если подчеркивать на каждом шагу, что женщины — другой пол, а не просто люди (при том что каждый — со своими анатомическими и прочими особенностями, независимо от пола), — чего еще ждать? Если же с младенчества учить, что (при всех телесных различиях) есть только люди, и каждый достоин любви, — половое созревание упадет на уже созревшее уважение к другим, и умение разумно подстраивать общение применительно к их особенностям (не только физиологическим, но и общекультурным).

В этом контексте разговоры про вред ранних половых связей — детский лепет. Дескать, голое (в смысле: неодетое?) физиологическое поведение уродует личность — а "подросток или юноша еще не способен по-настоящему оценить душевные качества женщины — он для этого просто еще не созрел личностно". Застаивание психологии. Неспособность восприятия и познания партнера. Предрассудок: успех = потенция; и превращение члена в крупнейшую жизненную ценность.

Пардон, а что считать "ранним"? Чего нужно достичь, дабы иметь право? И кто вправе сортировать? Опять же, что считать "половой связью"? Например, мастурбация — типичнейшее явление; как мы собираемся увязывать его со сроками и с "оценкой душевных качеств"? Мастурбировать личностно зрело — это как? Есть еще эротические фантазии — и у многих они очень даже влияют на душевный строй; как их будем выстраивать?

Снова и снова: начинают не с того конца. Личность не отдельно от плоти — и не вырастает из природы; личность формируется в общении: ее не привносят сверху, ее каждый выращивает в себе. Задолго до рождения ребенка — его личность уже существует как общественный проект; кривой проект — уродует тело и психику. Когда ребенок растет в атмосфере любви — его зрелость заложена в него с самого начала. Человек не "оценивает" другого человека (базарная привычка!) — люди по-человечески общаются. Не взирая на пол, возраст и все остальные градации, без которых не может существовать рынок и классовое общество вообще. Формы и сроки половой жизни — каждый находит для себя; именно унификация, причесывание всех под одну гребенку вынуждает ребенка следовать дурным примерам, создает перекос в сторону биологии.

Мысль здравая — если бы не упорные поиски "полноценности". Свободный человек не обязан ничему соответствовать — он просто не может быть неполноценным. Общество не приписывает людям какие-то абстрактные "качества" — оно принимает человека таким как он есть, организует культуры в соответствии с его запросами и возможностями. Индивидуальность — путь к универсальности, без которой нет разума.

Вот-вот. Вы навязываете человеку вашу мораль, вы ограничиваете его жесткими условиями и сроками... — какой порядочности можно от него ожидать, если сам этот акт насилия — глубочайшая безнравственность? Вы получите козла в маске. Это вы внушили ему нездоровый интерес к вопросам пола — заставили исковеркать самого себя. Будет он вас уважать? Вряд ли.

Человек — вообще вне "порядочности", филистерской морали. Его целостность — это его свобода; любое ограничение — выставляет внутренние барьеры, кастрирует дух.

Нас стращают, что ранняя половая жизнь ведет к пресыщению, эмоциональной пустоте — "происходит психосексуальная деградация личности".

Личность — не имеет отношения ни к психике, ни к сексу: это про человеческие отношения, про духовность, про любовь. Увязывать дух с "психосексуальностью" (что бы под этим ни понималось), да еще и спускать сверху морально-догматическую разнарядку, — это и есть деградация, отказ от разума, сведение человека к животному.

И тут вдруг выясняется, что критерием "преждевременности" служит — что бы вы думали? — брачный возраст! И мы дружненько возвращаемся к избитому до полусмерти тезису: постель — только супружеская; в этом и состоит "зрелость"... И "половая функция" сводится к дозволенному господствующей моралью размножению; ее "успешное выполнение", оказывается, определяется "способностью сотрудничества" одного человека с другим.

Все. Дальше можно не читать. Ну, глянуть мельком на обычные для такого рода литературы банальности:

Вообще, воду в дом раньше носили, главным образом, женщины. Поэтому водопровод облегчает именно их труд. Традиционно женские обязанности — это коня на скаку, или в горящую избу... Мерзко — когда загоняют людей в клетки, назначают им "обязанности" — и берутся делить что-либо на мужское и женское. Из этой первичной мерзости — все остальные.

Эмпирионатурализм без намордника: человек всего лишь животное, и движется он под действием врожденных импульсов — даже условные рефлексы для такого "человека" непозволительная роскошь.

Курящие бабы таки выходят замуж — иногда очень выгодно. А сводить человека женского пола к стремлению захомутать мужа — это подло.

Право пристыдить — и так есть. Но в ответ могут набить морду... Тоже имеют право. Нет, тут нужны иные орудия труда. Например, снабдить дворника автоматом и гранатометом — чтобы пристрелить на месте бросившего окурок, пешего или омашиненного соответственно.

Пожелание благое — всеми конечностями за. В последние годы видим заметный прогресс, и некурящие зоны повсюду ширятся. Но курилки все равно есть, и пройти мимо где-нибудь в аэропорту — тяжкое испытание. А тут еще и легализация марихуаны — так что дышать будем наркотой.

Недостаток — в смысле недостаточность, отсутствие в должных количествах. Действительно, разумным существам хватает разумных интересов — и дымить по дури им как-то странно. Но недоразвитость не лечится проповедями — для этого надо менять устройство мира. Вести к разумности себя и других — создавая условия, в которых трудно стать неразумным.

Можно подумать, религия — не идеология! С другой стороны, идеология — слепок способа производства, его духовное выражение. Поэтому истребить ханжество может лишь коренная перестройка экономики, уничтожение собственности, товарного производства и обмена. С другой стороны, ханжество — всего лишь следование принципам расхожей морали, которая, наряду с религией и правом, становится инструментом классового насилия, позволяет одним диктовать нормы другим. Все эти (классовые) надстроечные явления можно устранить только вместе, а бороться с ними по отдельности — бесполезно и глупо.

Абстрактные ссылки на пропаганду — врут сами себе. Так, с Запада всегда шла не только пуританская мораль — но и публичная обнаженка, и порнуха. Религии тоже бывают разные: в некоторых сексуальные практики широко распространены, а сексуальные домогательства со стороны попов и растление малолетних признает даже официальное христианство.

Девочки на...

Поскольку предыдущий (двуединый) оратор достаточно высказался по поводу половых различий вообще и мужикоидной недоразвитости в частности — следующее выступление можно сразу ориентировать на дамскую педагогику: Б. Леонидова, Девицам-красавицам (1983). Ибо

Женское начало "в себе" — это в смысле под юбкой или в джинсах? Но нет, нам намекают на что-то еще, не столь осязаемое:

То есть, помимо первичных половых признаков — предусмотрительно встроенный в женщин богом или природой комплект безусловных рефлексов, обеспечивающий подобострастное отношение к господину и повелителю — и неукротимую потребность размножаться. Так сказать, феминизм наоборот (юнгианцы сказали бы: "фемининность").

О том, что подобные установки не производное от анатомии и физиологии, а воспитываются в женщинах господствующим способом производства и соответствующими методами социализации, — думать настойчиво не рекомендуют. За несколько тысяч лет классовое общество с присущими ему формами разделения труда вылепило мужчин и женщин так, чтобы различие экономических ролей казалось им само собой разумеющимся и единственно правильным. Женщина тянет на себе дом, воспитывает детей, — мужчина добывает средства и стоит на страже системы наследования. Всегда было — и всегда будет. Общество поддерживает "правильных" (обабившихся) девушек — и осуждает уклонисток в обе стороны: "гулящих" и "синих" (раньше косо смотрели и на розовых — но сегодня они в законе, и могут создавать однополые семьи, в том числе с детьми). Вбитый в массы предрассудок о девочке как будущей семейной рабыне — передается от матери к дочери: пока младенец еще в утробе — мать прикидывает, как вовлечь девочку в типовой женский быт, нагрузить семейственностью и отрезать от вольных хлебов.

Как только исчезнет домоводческая повинность — и женщина сможет заниматься тем, что ей по душе, без оглядки на воспроизводство рабочей силы, — понятие "дома" растворяется без остатка, и желанию "опереться на сильное мужское плечо" взяться неоткуда. Женщины смогут общаться с другими людьми (независимо от пола) не по разнарядке, а когда и как им интереснее; никакие семьи больше не нужны. Общество (даже в форме государства) вполне может делать детей индустриально — так что назвать кого-то родителем уже не получится, и воспитывать надо всем миром.

Желание "иметь детей" — такое же классовое явление, как желание "иметь женщину". Одни относятся к другим как к собственности — и ни о каком человеческом общении уже и речи нет.

Несмотря на сильнейшее давление со стороны недоразвитого общества, свободных женщин становится все больше; и секс, и дети — возможны вне брака, а экономическое равноправие женщин и мужчин постепенно перерастает в действительное равенство (не без перегибов в противоположную сторону).

Авторша чувствует слабость своей позиции — но продолжает настаивать на традициях домостроя:

Обращается она, конечно же, к неопытным девочкам — которых уже замутили идиотской моралью, жестко противопоставили мужикам — и готовят к вечной войне за господствующие сексуально-семейные высоты (участие женщин во внесемейной экономике если и возможно — то лишь на подсобных ролях, или как странный курьез, исключение, долженствующее подтвердить правило). Поскольку ничего разумного в девичьи мозги не залито (заливать некому!) — туда удобно сливать обычные эмпирионатуралистические помои:

Оказывается, общественные установления — чисто природный закон, заранее предусматривающий неравенство людей по половому (или еще какому-нибудь формальному) признаку! Классовое неравенство — тоже от природы, и ни о каком изменении мироустройства мечтать не положено... Женщина, видите ли, только для того, чтобы на нее ложиться — а потом еще и возлагать ответственность: пусть сама расхлебывает последствия господства насильников.

Нет, конечно, мы понимаем, что это больше расхожий эвфемизм: под "отношениями" подразумевают секс, а под "последствиями" — детей (со ссылкой на классику Энгельса! [21, 78]); поскольку обществу на детей начхать, и помощи как от козла, — дамам предлагают вовремя предохраняться, или хотя бы держать козлов на безопасном расстоянии, пока не согласованы финансовые пункты контракта.

Отношения между людьми — это не отношения "между полами". Делать общение приходится на имеющейся экономической базе — поэтому отвечает за уродские взаимоотношения не женщина или мужчина — а мерзкое общественное устройство, обрекающее людей на отчужденность и вражду; всеобщее разделение труда всегда сводится именно к этом: одни действуют — другие виноваты; одним гулять — другим мучиться.

Осознать "принадлежность к слабому полу" = знать свое место. Зарубите себе на носу: вы слабые! — и по закону сильный вправе вас иметь, насиловать в свое удовольствие. Единственная возможность компенсировать расстановку сил — традиционно лакейская тактика, искусство обманывать хозяев и воровать, постепенно прибирать лопуха к рукам. Не дружите, девочки, с мальчиками — дружить надо с бриллиантами. Главный принцип воспитания.

То есть, человеком становиться не надо! — это наказуемо. Изобразите покорность — но целомудренно оттягивайте морковку от опасного места, настаивая на соблюдении обычая; соглашайтесь рожать — но под достаточные гарантии; берите дом на себя — но при условии полного контроля над финансами. Вот эти вопросы и "волнуют всех девушек, во все времена!"

Так походя отправили в отхожее место исторический материализм: раз отношения полов регулирует только природа — они вечны и неизменны и что было у неандертальцев — то продолжается у античных греков, у немецких феодалов или русских крепостных, на развитом Западе и в недоразвитом Союзе... — везде и всегда все одно и то же.

Как обычно, экономическая ущербность и неизменная униженность выплескиваются в стремление отыграться на тех, кто слабее. У кого есть прислуга — достается им; у большинства советских — только дети, изначально бесправные по закону:

Как интересно... Оказывается, дочерей дамы производят исключительно в порядке партеногенеза — и мужской пол им для этого не требуется. Соответственно, и воспитывать никому больше не позволим: это мое! — и какие, на фиг, родственники, или общественные институты? Дрессируют пупсика как собачонку: чтобы никаких тайн, и прыгать по команде на задних лапках, и не кусаться. А то, ведь, и отцовского ремня отведать не исключено.

Природа на первом месте и в отношении участия в общественном производстве: прежде всего — свой дом, а все остальное — только для этого. Кто призывает дам смело брать на себя масштабные проекты, ворочать рычагами государственности или летать в космос, — вредные элементы, слушать которых порядочная девушка не должна. Пусть брешут, что призвание разума — преобразовать вселенную, что всякое ограничение этой универсальности — духовная недоразвитость. Ладно, кто не умеет ублажать мужиков, укладывать их на себя и грести с каждой постели под себя, — пусть ублажают компьютеры.

Все прослезились от умиления, и вытерли глазки крупной купюрой. Правда, есть непонятности. Почему "необыкновенно важный для всего общества" труд надо отдавать на откуп кустарям-одиночкам — и тем более, преимущественно женского пола? Почему бы обществу не взять это полностью на себя — привлекая всех желающих в рабочем порядке, как принято в остальных производствах? Если кто-то найдет свое счастье в этой отрасли — всем хорошо. А то получается странно: мамаша воспитывает "граждан Советской страны" — но только из "своих детей"; а как же все остальные — уже не граждане? Опять же, любительницы детородных функций могли бы заниматься этим на индустриальной основе, в хорошо оснащенных специализированных заведениях — независимо от личной жизни где-то еще. Или вы рожаете ваше личное потомство в расчете на полное материальное обеспечение со стороны (за счет) государства? Так это подлость. Да и не будет оно вас содержать — это ваше семейное дело; разве, пособия какие-нибудь, и льготы по жилью. Следовательно, придется надыбать кормильца, и назвать его отцом, — и по любому, детей поднимает не только мать. Короче, семья в такой постановке оказывается лишь маленьким заводиком (фермой) по производству рабочей силы — и вопрос не о материнском счастье, а о конкуренции мелкого частника с крупным (капиталистическим) хозяйством: примеры этого мы видим на всех рынках, и знаем, что в каждой экономике устанавливается некоторое равновесие мелких и крупных производителей — но доминирующая роль индустрии неоспорима, и если отдельная отрасль остается на уровне средневековой цеховщины — это верный знак недоразвитости экономики в целом, и предстоящей эволюции в сторону укрупнения и обобществления производств, концентрации капитала.

Как бы то ни было, домашний труд всегда был (и будет) самым непроизводительным — технологически и организационно отсталым. Внедрение современных методов хозяйствования возможно лишь при включении "фермеров" в единую систему поставок и сбыта — то есть, по сути, превращения их в наемных рабочих или батраков. Примитивная психология мелкого собственника не дает ему заметить принудиловки: большинство кустарей считают себя "хозяевами" (но при этом всю дорогу требуют у государства все новых подачек).

Отсталое производство катастрофически действует на духовность. Мамаша-наседка — страшное зрелище. Полное убожество, апофеоз тупой ограниченности. Как может человек, замкнувшийся в кругу семьи и не участвующий в жизни страны, готовить нужных стране людей? Упертые в свое махонькое счастьице — делают несчастными детей.

На излете советской власти в воздухе витала идея "детских комбинатов" на дому: агитаторы от нескольких знаменитых семей разъезжали по городам и весям с лекциями от пользе многодетности, показывали красивые картинки и учили тонкостям "правильного" воспитания... Об экономической основе "передового опыта" почему-то предпочитали умалчивать. Однако пропагандистские ролики наводили на грешные мысли: принудительный труд детей в семье, работа не на общество в целом, а на узкий коллектив, — это не вяжется с воспитанием гражданской ответственности, и тем более высокой духовности. Эдакий усеченный вариант феодальной общины Сухомлинского. Большая семья очень скоро начинает воспроизводить только себя — и либо разрастается в мафиозную структуру (семейный клан), либо распадается под напором внешней экономической необходимости.

Пропускаем несколько десятков страниц высокопарной патетики — и опять попадаем в болото домостроя. На всякий "девицам-красавицам" (кстати, а как быть тем у кого ни физиономии, ни аппетитных форм?) напоминают о пользе умеренного целомудрия: какая любовь? — давайте делать бизнес, ничего личного!

Почему обоюдовыгодные занятия надо обязательно кому-то вменять в вину? Да потому что тогда есть возможность наварить на компенсациях и гарантиях, ввести дело в твердые рамки гражданского кодекса и не менее жесткие клещи разборок по понятиям. Почему так выходит, что трахаются вдвоем — а ударяет по девушке (которая уже, в общем-то, и не девушка)? Это значит, что нет на самом деле свободного секса, а есть "сексплуатация" (термин новейшего феминизма): самцы в классовом обществе освобождены от ответственности за половые похождения, и лишь в редких случаях удается достоверно установить отцовство; конечно, алименты — чистый символ, разве что в плане морального удовлетворения... Впрочем, успехи правозащитников и генетиков уже сегодня позволяют наиболее ушлым самочкам заниматься сексуальным вымогательством, добиваясь вполне весомых отступных от известных и богатых (независимо от их действительного участия в производстве потомства). Воспитание девочек à la Леонидова должно, по замыслу, тренировать навыки торговли детьми, шантажа и прочей коммерции.

В человеческом обществе — ни о каких "последствиях" вообще не заботятся. Разумные существа и в постели разумны, и случайностей не допускают; а если вылез глюк — ничего страшного: детей выращивает общество в целом, а не биологические родители (о которых, в норме, ребенок вообще ничего не знает).

Мысль о замужестве и семье — совершенно противоестественна! Никто в животном мире в загс на бегает — справляются по мере возможности. Если людей заставляют — следует задаться вопросом, кому это выгодно, и не стоит ли выстроить все по-другому. Но пока мы еще не люди, а только рыночные агенты — женщинам приходится продавать себя в брак, и надо, конечно же, учить экономическим основам: бизнес-план, реклама, правовое обеспечение, бухгалтерия и менеджмент. Заметим: женщина — товар, мужик — покупатель (инвестор). Наоборот бывает редко. Почему? Потому что "первоначальное накопление" насилием отстраняет женщин от экономических рычагов — типа, как буржуй законно унаследовал капитал и потому имеет право наживаться на обездоленности других.

Про любовь тут — очень иронически, с намеком на традиционный романтический хлам в девичьих головах. В этом разрезе — книжка очень полезная, поскольку открытым текстом озвучивает действительное положение вещей — но, конечно же, не ради борьбы с проклятым наследием, а во имя еще большего упрочения рыночной экономики и очищения брачно-семейного капитализма от допотопных иллюзий. Хотя, для вящей убедительности к девочкам сначала пристраиваются снизу, (очень голословно) допуская, что

Ну, а когда создан раппорт — внушение действует безотказно. Любовь любовью — а в брачную тюрьму по команде капрала!

Забавный экскурс в сторону от основной темы — рассуждения о незыблемости морали (в дополнение к правовым и экономическим рычагам давления). Полная победа эмпирионатурализма (над разумом, и даже над здравым смыслом):

Снова дикость, неизменная и незыблемая, — как в болоте!

Но вернемся к основной линии — жесткой пропаганде брака и семейного рабства, которое начальство хотело бы причесать под личный выбор, и даже высокое призвание.

Метафизическая теория привлекательности: люди одинаковы везде и всегда — и диапазон вкусов воспроизводится в неизменном виде из поколения в поколение. Утверждение тем более странное, что на каждом шагу бытовые контрпримеры: несколько парней вполне могут любить одну девушку; еще типичнее — когда толпа поклонниц осаждает поп-кумира. Столь же возможна и обратная ситуация: разнообразие половых аппетитов (как у мачо, так и у блядей). Наконец, вкусы меняются и на протяжении одной биографии — что заставляет бывших почитателей искать секс на стороне. В принципе, ничего предосудительного здесь нет (а у разумных людей вообще нет привычки кого-либо судить). Человек по определению есть существо универсальное — и не обязан никак себя ограничивать; в частности, любовь — выражение духовной свободы. Нейролингвистический подвох — в самой постановке вопроса: нам подсовывают мысль об обязательности выбора, необходимости брака и супружеской верности (соблюдении условий контракта). Пардон, а зачем любящим вся эта мишура? Мы любим друг друга — и нам этого достаточно; экономические и политические вопросы мы будем решать в другом контексте: к любви это не имеет ни малейшего отношения. Если мы любим многих — или нас любят многие — это всем на радость: любви слишком много не бывает. Вязать пары исключительно по внешним данным — верх идиотизма.

Снова про вечность и неизменность — абстрактная идея женственности витает среди прочих платоновских идей и априорных принципов. Чушь несусветная! Женственность женственности рознь — и у разных народов в одну эпоху под этим понимают кому что заблагорассудится. Заметить красоту иной африканской или азиатской дивы — сможет не всякий европеец; наоборот, впрочем, бывало: например, европейки шли на ура в мусульманских гаремах (хотя, предположительно, больше брали характером, а не сексуальным темпераментом). Тем более — когда речь об исторических эпохах: палеолитические "венеры" вряд ли разбудят страсть в сердцах современных мужчин (и, скорее всего, наоборот тоже сомнительно). Существование моды на габариты внешность — ни для кого не секрет; это само по себе ясно указывает на подвижность и переменчивость.

Таким образом, от "вечной женственности" остается только одно: вечное рабство. Баба должна сторожить дом, нянчить отпрысков и предоставлять хозяину любые дырки по первому требованию.

Начальника назвали природой — и словечко женского рода вроде как восстанавливает матриархат: дескать, сами женщины (в лице природы) себе и написали на роду все, что начальству от них требуется... Получается, что человечьи дети ничем не отличаются от животных детенышей — и отношения с матерью у них чисто биологические. Почему женщина не может быть духом самой себя? — начальство так решило! Женщина здесь не личность, не человек, — всего лишь самка и овчарка на цепи. Отсюда две стороны потребительского (барского) отношения к женщине: либо шлюха, с которой можно мило провести вечер в кабаке (а закончить трахом в туалете, в машине, в лифте) — либо это предмет мужского обихода: работница, скромница, роженица... Никакой духовности (и следовательно, никакой любви) отношения не предполагают. Шлюха должна быть смазливой и эффектной — товар лицом. Домашней бабе оно не обязательно:

История рабства — автоматически продлевается в плюс бесконечность. Бабьи достоинства скромно именую "девичьими" — предполагая еще одну классовую дискриминацию: вставших на путь разврата отделяют от брачного товара стеной борделя (в прямом и переносном смысле) — и конвертация до недавнего времени была очень затруднена. Гулящие девки — одно; будущие жены — совсем другое. Прейскурант.

Чтобы записанные в невесты не очень уж кисло выглядели (иначе замуж брать побоятся!) — им подсовывают еще одну романтическую пошлость:

Дескать, потерпите с девственностью — и будете вознаграждены на том свете (пардон, в браке). Кто там говорил, что в брак вступают по любви? Нет, любовь начинается только с момента простановки подписи в загсе и штампа в паспорте! Счастье тут — чисто рыночное: ага, таки обделали дельце; можно на чуток расслабиться перед грядущей битвой за суверенитет, возведением неприступных стен семейной тюрьмы.

То есть, до брака вы еще могли воображать себя свободными людьми — а теперь вы навек повязаны одним бизнесом — и ни о каком разводе речи быть не может! Существование в клетке — вовсе не то же самое, что птичка на воле. На вас повесили непростые экономические обязанности, спихнули заботы, которые разумнее было бы препоручить государству (если на миг вообразить, что оно могло бы стать представителем общества в целом, а не только господствующего класса). Когда человек "всегда другой" — значит, нет любви (ибо в любви мы становимся друг другом). Когда этого "другого" еще и делают собственностью ("твой человек") — это не только физически (экономически) запирает в клетке, но и насаждает духовное рабство — то есть, по сути бездуховность, животность. Разум свободен — человек никому не может принадлежать. А тут еще и обязанность телесно присутствовать (особенно по ночам), и не развлекаться на стороне! Такое даже в кобсе озвучить постыдились; утверждать бизнес-логику придется по понятиям (см. выше насчет "природной нравственности").

Пока человек свободен, он обитает не в пустоте — он в океане человеческих отношений, среди многих и многих людей (не зверушек, а личностей — иногда без материального носителя). Если мы умеем общаться — мы открыты любви, и клеткостроительством заниматься никто не будет. Любовь не сковывает любящих — а в классовом обществе она их освобождает от классовых предрассудков. Любовь не может грузить людей заботами и обязанностями: они любят, поскольку они неравнодушны — и поскольку это им по сердцу. А буржуазные проповедники бессовестно врут:

Духовность не может "озаботить"; обязаловка — не любовь. Авторша беспросветно запуталась в своем "здравом смысле домохозяйки".

Большой кусок — про обряды. Девочкам (которых готовят в невесты) предлагается продолжить игру в куклы — и свести романтику к голой ритуальности. Например в обязательном порядке представить кавалера предкам — и этим лишний раз подтолкнуть в клетку, навесить еще и обязательства по отношению к родственникам:

Когда кавалер твердо стоит на (экономических) ногах — будет он робеть и смущаться? Черта с два! — наоборот, родители невесты будут заискивать перед ним, дабы не упустить выгодную партию. Испокон веков просить согласия было принято лишь потому, что молодые не имели своего дома и хозяйства, были полностью зависимы от родителей (или иных опекунов). В пределах одного уровня сословной иерархии — молодых вообще никто не спрашивал: родственники договаривались об экономических реалиях и политических союзах; во многом оно так и сейчас. Зато когда начальство одобрило — всеобщее ликование:

Что мы видим? Актеры долго репетировали выступление — и штатно отработали на сцене; но бизнес-леди и тут не теряет самообладания: она контролирует процесс — и поощряет удачно оттанцевавшего паяца.

Кстати, если бы все было действительно было решено между молодыми — стали бы они заморачиваться с презентацией? Да им бы даже в голову не пришло; самое большее — поставить родственников перед свершившимся фактом. Значит, бизнес потребовал вливаний — и пришлось готовить почву, оживлять конъюнктуру.

Особенно когда ее устраивают родители за свой счет! — да еще и гости одарят молодых по старому обычаю. Разумеется, одной свадьбой дело не ограничивается: надо еще и медовый месяц организовать, и вложить капитал в новую "ячейку общества"... Да мало ли что!

Снова подразумевается: по гроб жизни, и одинаково во все времена. Исходно звучало так же — но значило нечто иное: "сердце" — я ее хочу купить (вариант: завоевать) и пользоваться ею; "рука" — беру ее "на поруки", выделяю положенное по уставу содержание — но по жизни веду железной рукой, как мне потребуется. Это ничем не отличается от покупки раба на невольничьем рынке (вспомним известное французское стихотворение!) — и лишь в самые последние годы в экономически развитых странах расширяется сфера чисто контрактных половых отношений (не всегда предполагающих брак — а часто и дополняющих его). Аналогично феодал "договаривался" с вассалом о взаимной поддержке — и даже отношения крестьян к феодалам иногда выглядели взаимовыгодным договором.

Но здесь снова подменяют одно другим — и предложение начинает косить в сторону дамских бенефиций: когда в собственность передают сердце — это намек на недопустимость вывода средств из семьи (в которой финансы ловко прибирает к рукам бывшая невинность); насчет помощи и поддержки — обязательство и в продаже рабочей силы иметь в виду прежде всего семейные интересы, вносить по максимуму. Ни в том, ни в другом случае — про любовь вообще ничего.

Кстати о невинности. Сегодня это товар не самый ходовой — но поторговаться тоже есть о чем. Сразу же выясняется, что с половым воспитанием в обществе глубокий вакуум:

То есть, ни слова о школьном (или хотя бы родительском) просвещении: только по слухам, шепотком меж собой. При этом (если речь о товарных девицах, заготовок в жены) не предполагается и собственного опыта половой жизни. Как ни крути, идея "девственности" в обывателя въелась намертво — и цена во многом зависит от "чистоты". Другая сторона медали: сексуальная безграмотность самым печальным образом сказывается на интимной стороне брака — и его экономике (поскольку постельные разочарования еще больше укрепляют даму в сознании первичности рыночных отношений и невозможности любви):

По факту новобрачная вообще ничего не знает — и сказки о том, как "должно быть" — из столь же невежественных источников. С другой стороны, откуда взяться восторгам, если новоиспеченная жена не умеет готовить их, и даже не готова прочувствовать? Научиться сексу — нужен секс, в (индивидуально) достаточных дозах, не все сразу. Тут бы как раз и пригодилась грамотно поставленная система полового образования, дозированно дополняющая практикой теоретические сведения.

В самом конце XX века по части секс-просвещения стало проще: источников столько, что проблема, скорее, не переборщить. И все равно первый сексуальный опыт — игра стихий; это по-прежнему грязь, боль и страх — который девочки глушат выпивкой и наркотой.

Ну, не будем о грустном. Тем более, что под самый конец, авторша таки обнаруживает ход времен — и меланхолически сокрушается:

Итак, понятия семьи, любви и счастья оказались вовсе не мифическими абстракциями на все времена — они развиваются вместе с обществом. Женщинам не вдруг стало тесно внутри выстроенных упорным трудом линий семейной обороны — это не случайная блажь, а отражение реально происходящих в культуре процессов: экономические сдвиги требуют более активного участия всех без исключения членов общества в передовых отраслях, где производство становится непосредственно общественным, постепенно утрачивает характер частной инициативы — и тем самым готовит гибель капитализма. Поскольку семья есть явление антиобщественное, зародыш и механизм воспроизводства классового расслоения, — люди меньше придают значение "семейным ценностям": не потому, что они уж очень сознательны — а из-за несовместимости семейной экономики с магистральными направлениями исторического развития. С другой стороны, новые технологии делают возможным участие людей в очень разных производствах, все более универсальным образом, не требуя чрезмерных усилий, особых физических данных, тонких предрасположенностей психики и т. д. Тем самым различия полов снимаются "явочным порядком", de facto, — и бывшие "мужские" профессии переходят в женские руки. Всплеск предложения рабочей силы поначалу выгоден капиталу, позволяя сбивать цену. Возникает положительная обратная связь: новые производства изначально создают с учетом гендерного паритета — и тем самым еще больше утверждают его в общественной практике, в быту, в общежитии. Остается совсем небольшой шаг — освобождение женщин от гнета репродуктивной физиологии, от материнства; после этого семья ни на что не нужна.

Полное сближение

После того, как мальчиков провели по уровням сексуального объекта, а девочек ввели в тонкости рыночных технологий и НЛП, — самое время вернуться к любви как способу примирения "вечных" ("природных") противников — хотя бы на время, и не во всех смыслах. Et voilà ! — перед нами книжица мадам Л. Богданович, Пробуждение чувств (М. 1979). Переступить грань всеобщего помешательства и глянуть на вещи глазами свободного человека — дама, конечно же, не может; она сразу же соглашается с мнением предыдущего оратора:

На этом, в принципе, можно было бы и закончить: чего ожидать от заведомой ограниченности? Но на той же странице — цитата штатного психолога Ю. М. Орлова:

И тут уже есть что повертеть. С одной стороны, великий плюс — отход (наконец-то!) от дикой природности. Но что взамен? Чистейший субъективизм: все дело, оказывается во внешней накачке — и достаточно поставить правильно тренировочный процесс, чтобы на выходе поиметь великое чудо. Ни экономические условия (вообще или в окрестностях), ни опыт общения с другими (потенциально, со всем человечеством — прошлым, настоящим и будущим), — на способность любви, оказывается, не влияют... Позиция, в общем-то, ожидаемая — учитывая послужной список господина психолога:

То есть, с одной стороны — принципиальное неприятие самой идеи деятельности (а значит, и человеческой свободы, и умения свободно творить самого себя), а с другой — подлое лицемерие, которого сей субчик совершенно не стесняется, и которым даже гордится! Собственно психологические труды — исключительно по методам натаскивания, оболванивания, промывания мозгов. Но женское сердце комментирует по-своему:

Про потребность в любви — это правильно; но потребностей не бывает без способностей — и логика требует соответствующего воспитания с первых мгновений физиологической отделенности (а на самом деле — гораздо раньше). Ребенок нуждается в любви в той же мере, в которой он уже умеет любить. Природное существо — в любви не нуждается; только живя в контакте с людьми некоторые зверушки перенимают доступные им по органике крохи разума.

А, вот, сказки про светящихся матерей — тупой филистерский стереотип. По жизни оно очень по-разному. Богатые мамаши могут спихнуть дитя кормилице — и вспоминать о нем лишь в интересах бизнеса. Совсем бедным — не до песенок: им бы надыбать пожрать для всего семейства; а колыбельку бездомным ставить негде. Некоторые даже избавляются от нежелательных отродий — с риском нарваться на уголовный кодекс. Про душевный голос тоже не будем: даже если детей не бьют — на них шипят, зло шпыняют, орут матом... Впрочем, допускаем, что у некоторых такие представления о душевности.

Таким образом адресная аудитория книги состоит из сравнительно благополучных мещан, коих надо приучить к жизни по понятиям — и затащить в брак заманкой якобы возникающей в нем любви (а до того — ни-ни!). В этой среде принято соблюдать внешние приличия (следуя примеру г-на Орлова) — и терпеливо ждать возможности отыграться на сородичах послабее. Именно это у них зовут любовью.

В полном согласии с лицемерными установками — традиционные реверансы в сторону установленных в капище идолов:

Примечательно, что ни Крупская, ни Маркс — не обуславливают любовь брачными узами; им важнее духовное единение — как возможность вырваться из природности и стать человеком. Однако хрен редьки не слаще: припутывать к любви какую-то борьбу — те же кандалы, или замок на клетке. Любовь свободна — все остальное лишь отблеск ее сияния, грани свободы. Понадобится любящим вместе встать на баррикады — это их личное дело; но есть немало других способов делать любовь — включая (внебрачную) постель или (не обязательно семейное) деторождение. Разумеется, помимо производства тел, есть и рождение духа: любовь как способ соединения двух личностей в одну допускает проекцию этого единства на совокупность общественных отношений, которая далее существует независимо от "духовных родителей" как единичный дух; так любовь дает начало новым личностям — в какой-то мере наследующих черты "родительских" личностей. В некоторых случаях такая, изначально представленная многими людьми личность может воплощаться в органические и неорганические тела — этот процесс мы называем социализацией, введением ребенка в контекст культуры в целом.

Но мадам Богданович высокими материями не заморачивается: ей бы по-простому, чтобы строем в загс и по этапу в роддом. И чтобы не портили семейную идиллию неуставной невоздержанностью:

Ну, всякие фишечки — типа "может и не быть", — или безусловной обязательности брачных уз при малейшем намеке на сближение, — пока оставим на совести ответчика. Здесь интересны попытки отбиться от самой идеи любви до брака, заменить ее эвфемизмами: "уважение", "доверчивое отношение"... То есть, на самом-то деле любовь есть — но пока не куплена семейная клетка, отсиживать придется в клетке "чувства ответственности" — не перед любовью, а перед предписанными законом "крепкими узами" (= путами, цепями, оковами). А вручили ключик от собственной камеры — тогда и любите в рамках дозволенного:

Ура! — завершилось, и конец, и дальше ничего уже не предполагается... Мы строили, строили — и, наконец, построили. Так чтобы развивать любовь, расцвечивать ее новыми красками, обнаруживать все новые грани... — это лишние хлопоты, когда уже не надо воздерживаться и можно трахаться до полного одурения. Воздать с лихвой за былые мучения во имя научной психиатрии:

И этот филистерский хлам выдают за высокую науку! Между прочим, любая вынужденность — это стресс, нагрузка на психику; отсюда до невроза и шизоидности рукой подать. Но, конечно, от этого никакого вреда здоровью ученого психиатра — а только рост гонораров. Точно так же, устанавливать единые для всех сроки освоения тех или иных сторон действительности — безнравственное насилие, прямая дорожка к физической и нравственной ущербности. Органика у всех своя — а уж пути ее окультуривания тем более; одним детсадовский секс в самый раз, другим — и в шестьдесят рановато.

Но не будем забывать и школьную классику: сказка — ложь, да... Урок будем усматривать хотя бы в том, что любовь (хотя она и не сводится к чувственности) таки опирается на совокупность телесных движений (не обязательно имея в виду органическое тело). Пока не созданы материальные предпосылки здоровой чувственности — половая практика может стать препятствием на пути к разуму, ограничить дух возможностями и запросами тела. Для того в разумно устроенном обществе и нужна грамотно выстроенная система полового воспитания: не как нудные нотации и систематическая принудиловка — а как доступ ко всем достижениям культуры, включая и технику секса, и умение осознать свои действительные потребности, одухотворить их, насытить творчеством. Только на этой базе человечество сможет забыть о любви по хронометру (или календарю), и каждый сам найдет уместные формы.

Ерунда! Любовь — движение социальное — поэтому принципиально человеческое. Вылез инстинкт — значит, нет любви. А вылез обмен — значит, уже рынок на носу, классовое расслоение; заметьте: "обмен женщин" — то есть уже и патриархат грянул, и от первобытности почти не осталось следа. Безграмотность — не украшает даже женщину. Хоть бы Энгельса перелистала, прежде чем за писанину...

Слышим родные голоса: Н. К. Крупская, с ее вездесущими плеоназмами. Забавно, что здесь авторша забывает о изначальном тезисе: "любовь начинается в кругу семьи", — и (хотя бы через задний проход) допускает историчность как семьи, так и любви. Будем надеяться, что уничтожение (когда-то возникшей — и значит невечной) семейственности столь же плеонастически приведет к любви несемейной, просто любви...

Мы не против женской логики — но тут логики вообще ноль. Семья, где мужчина полновластный хозяин, — и духовная любовь. Вот к таким глупостям приводит незнание истории и непонимание экономических условий возникновения различных форм, внешних проявлений любви. Во всех антагонистических формациях — любовь противопоставлена семье, и потому право, религия и мораль наперебой предлагают рецепты обуздания любви, во имя соблюдения (хотя бы) внешних приличий. Даже семейная любовь — предосудительна, поскольку в ней супруги свободны от супружеских, родительских, производственных, сословных и классовых обязанностей — а это посягательство на устои! При этом любовь (как и любая рефлексия) отчуждается от угнетенных масс и становится прерогативой верхов, их исключительным правом и знаком превосходства. И все равно: даже в разглагольствованиях апологетов сплошь и рядом разговоры о любви и семье — то есть, они уже отделены друг от друга, и вопрос только о первичности и подчинении.

Как все интересно! Право на личную жизнь, оказывается, напрямую зависит от успешности карьеры... Какая-нибудь бизнес-вумэн любит лично; а уборщица — только по распоряжению руководства. До такого экономизма Маркс не додумался.

Достаточно самого беглого взгляда на историю, чтобы заметить фальшь. Духовная жизнь общества менялась от эпохи к эпохи — но любовь Дидоны (или Сафо) ничуть не мельче любви Прекрасной Альды (или Элоизы), а любовь Гаргантюа (или Кристины Пизанской) — столь же величественна, как и любовь де Грие (или подвиг жен декабристов). Неуместны в любви никакие количества — она всегда одинаково духовна, ибо она и есть движение духа. Экономические и культурные условия влияют лишь на формы любви — но не на ее суть, единство личностей (которые и становятся личностями через любовь). Точно так же, не могут "полы" уважать друг друга — уважает человек человека. Стоит причислить себя (или другого) к формальной категории — нет больше свободы, нет разума, нет любви. Как мы будем друг друга уважать — зависит от исторических условий; но самого уважения быт не изменит ни на гран.

Может показаться, что состояние экономики (и следовательно, круг доступных деятельностей) определяет характер знакомств — и тем самым подталкивает в определенном направлении развитие любви. Экономически независимая женщина более "разборчива" — ей есть из кого выбирать. Есть шанс подобрать идеальную "половинку" — в полной мере задействовать возможности духовного роста. По здравом размышлении — ничего общего с любовью. Необходимость выбора — ограничивает свободу: приходится действовать не по разуму, а по возможности. А где нет свободы — нет и любви. Да, в классовом обществе искусственно ограничивают людей — заставляют выбирать; в этом случае можно говорить о разумности выбора — но не вовсе не о удаче в любви. Найти любовь — не то же самое, что подцепить девку на ночь (или надыбать выгодную жену). Любовь не нуждается в прямом контакте — она не связана расстояниями и временем. Если из налично данного нет ничего (хотя бы отдаленно) похожего — любовь построит недостающую духовность, тем самым обогащая недоразвитую культуру. В чем эту любовь придется воплощать — дело десятое: на то и разум, чтобы обойти любые трудности и дефициты. Обывателю не понять, почему, вдруг, он или она отказывается от выгоднейших партий — отдавая предпочтение чему-то вовсе несуразному; отсюда россказни о непостижимости любви — и мистический ужас перед грозной силой. Она не слепа, эта сила; слепы те, кто не видит в ней разума:

Вот, придумали не весть что означающую "нравственную силу"... Одну непонятку прикрыли другой. Понятно, что эта сила женского пола:

Здорово живешь! Рыночные отношения, оказывается, даны человекам от природы — и она же сделала женщину товаром и вручила ей средства саморекламы. Например, показную стыдливость (умение торговаться). Потом к природным аргументам добавили еще и тряпки, и косметику, и прочие аксессуары... Но в общем случае можно и без красивостей: как говорят в простом народе, с лица воды не пить, — а миллионеры на золушек от природы падкие. С любовью к младенцу, правда, маленькая неувязка: любить положено только одного младенца, эдакого иисусика; во взрослом виде он имеет успех и у падших носителей женственности. Остальным матерям приходится делить восторги между небесным созданием и земными отродьями — иногда не в пользу последних.

Заметим, что все это делает только женщина: отец — а тем более общество в целом — здесь совершенно ни при чем! К чему бы это? Вероятно, к высокой интеллигентности.

Вне семьи жизни нет и быть не может! Там пустыннее, чем (в XX веке) Москва за кольцевой — или космос за облаком Оорта. Достоинства девушки всецело сводятся к домовитости: хозяйство, кухня, дети, муж. Какое может быть равноправие? Она же не член общества — а опора семьи. Только в этом для "женственных" счастье и радость.

Конечно, об исторических сдвигах в способе производства авторша ничего не знает (видимо, настоящая женщина!) — и не допускает, что экономика может когда-либо требовать массового вовлечения женщин в хозяйственную деятельность человечества.

Забавно, что мужчину милые дамы считают просто самцом, не способным к человеческим чувствам... Их перед ним (а почему не в нем?) приходится открывать, его необходимо подталкивать — другими словами, брать за хобот. По известной пословице, только женщина делает юношу мужчиной; в природно-физиологическим смысле это действительно так. Там, где общество все еще разделено по половому признаку, так что один пол (мужской) поставлен (экономически и политически) выше другого (женского), — общение с женщиной может иногда сделать мужчину человеком, открывая ему то, чего он в себе не замечал. Но почему бы точно так же мужчине не вывести любимую на просторы вселенной, не приобщить к бесконечности перспектив? Кто знает, быть может ей понравится... Чтобы не как мужчина и женщина (и тем более не как муж с женой) — а как два человека, счастливых в разумной и свободной любви. Но лично Богданович это не увлекает — ей бы чего поменьше, чтобы спрятать под полой:

Вот. Личное — значит, мое. Отдай, дурак, игрушку — поломаешь! Иди лучше стены строить с бойницами, да ров поглубже, — чтобы стояло нерушимо, и никто на собственность не посягнул.

Не забываем: любовь — только в браке; до того — абстрактное "тяготение", сплошная загадочность... Например, брак мистическим образом может укрепить то, чего до него не было, — и даже (как бы) перевести в другое качество! Чудеса, да и только.

Да уж... Женщин насиловали, били, унижали, продавали и все такое... А "нравственная сила" таки осталась! Со всеми ее "психологическими поворотами" (см. выше).

Это про девочек. Мальчикам — можно и выпимши. Для храбрости.

Эдакая двусмысленность: можно понять и так, что лишь отдельные представители молодежи хранят "чистоту" до брака! — а все остальные насмехаются и травят. Но если серьезно, в свете выше сказанного о брачной коммерции — тут прорастает не просто мещанство, а кое-что похуже: циничная жажда наживы.

Достоинство и честность — свалить в одну кучу с целомудрием. Человеческое — с физиологией. Между прочим, у некоторых дам девственности отродясь не было — это их биологическая особенность. Чем будем целомудрить? А про свободную любовь... Скукотища! Никакой тебе "естественности" — да и разнообразия ноль.

Тема "секс и здоровье" — справляет не первый век. Столь краткое упоминание, видимо, отсылает к изобилию литературных источников (Бебеля, что ли, перечитать?). А, вот, авторше в моральный кодекс строителя коммунизма заглянуть однозначно стоило бы: тогда бы она знала, что коммунисты от девушек целомудрия не требовали — там важнее преданность идее (в лице партии и правительства).

Предложение установить твердый взгляд — очень радикально! Обследовать в обязательном порядке — и принимать меры.

Будьте бдительны, товарищи девушки! Хорошенько прикрывайте срам, чтобы не обронить по дороге. А то с вами обойдутся интеллигентно, без оскорблений, — но учтут, и припаяют поражение в правах. И снова: проверять и перепроверять!

Интересно, как быть с женщинами, которые разведены? Они вряд ли обладают этим замечательным качеством. Вероятно, это люди низшего сорта: разведенки, брошенки, матери-одиночки... Что с них возьмешь? Даже девственности — и той нет. Рынок рук и сердец — явно не про них.

Взаимопомощь тут — вроде товарообмена: работаем с проверенными партнерами, потихоньку перерастаем в картель. Но если уж очень постепенно — можно и не дожить. Или потерять интерес к интиму. Зато когда есть любовь — будет и интимная совместимость! Но это не к мужьям и женам — это про людей. У которых любовь не проверяют не крепость, или еще на что-нибудь. А не так:

Дескать, запрягли в упряжку — и тяните на пару, по возможности синхронизируйтесь (вам же легче будет!). Не человеческая любовь — а "истинная" (помнится, кто-то ради истины даже от Платона отказался). Сообщенный на ушко секрет — оказался слишком уж мудреным: что такое "зрелость", кто и как ее измеряет, — мадам не сообщила (видимо, совсем страшная тайна). Как чертик из табакерки — "верность" и "преданность". Кто кого выверяет — или предает? Про глубину любви мы уже слышали — но тут довесили еще одну ответственность и обязаловку по части внешних отработок. С таким грузом — не факт, что выплывем, на "глубине".

Вай-мэ! Вот оно куда восходит-то! Наверно, великий был математик, коли такие теоремы доказывал... Спинозе до него далеко.

Во как! Крут... — почти как Л. Богданович. Видимо, не зря аноним: а то, ведь, и побить могли, по народному обычаю.

Ага, до разума таки добрались! Ату его! — в каталажку, в Сибирь по этапу. Тут, кстати, и декабристы, под горячую руку...

У нашей авторши тоже нечто вроде. Два сапога спарились.

У мадам патологическое пристрастие к безымянным (типа некрофилии). Да и цифры в дате просто переставлены — высокая нумерология! Как бы то ни было — подбирает товар мужчина, и его жизненный путь будет усыпан (выгодно купленными) цветами; а кто дурак — пеняй на себя. Молодые "люди", разумеется, — всегда главного полу... Проповедуя уважительное отношение к женщине авторша не брезгует такими, откровенно шовинистическими цитатами!

Что брак напрямую повязан с экономикой — открытым текстом. Между прочим, аноним разбалтывает и то, что Богданович постеснялась интимно прошептать: зрелость, оказывается, измеряется в единицах денежного достоинства и кто еще не остепенился — пусть выслушает солидных людей и назовет их решение своим выбором.

Развели, свели — пора подводить итоги. Снимать аналитику. Хотелось бы, конечно, по жизни — но пока хотя бы в теории.

Как ни примазываются любители гнать брак к идее любви — она ускользает из грязных объятий и по-прежнему обитает лишь в сфере человеческой духовности — универсальной способности разумных существ преобразовывать природу и себя, тем самым выстраивая новый. окультуренный мир, в котором нет ничего по отдельности — а есть все вместе. Поскольку никакого другого мира, кроме развернутой вокруг вселенной, у нас нет — приходится как-то размещать идеальность в уже имеющемся, распределять ее по многим телам — а тем временем готовить иные ансамбли тел, готовые высветить индивидуальность и духовность не столь опосредованным способом, концентрировать ее в нужном месте в нужное время. Чем больше таких концентратов — тем ближе мы к новой эпохе, устраняющей всякие различия между людьми. Прежде всего речь о различиях классовых: пока одни могут обирать других, убивать и насиловать, сгонять в стада, выпасать и доить, стричь и разделывать туши, — разуму и любви надо краешком пристраиваться к эфемерным созданиям — и оперативно менять точку при смене ракурса. На помощь приходит та самая универсальность: в сколь угодно уродских формах есть, за что зацепиться, — и продолжить начатое. Метод един: поиск единства. Разделили всех на мужчин и женщин — а мы нашли в них общее, и в этом прорастает отличие человека от природы. Отделили взрослых от детей — мы и здесь усмотрим общее, человеческое, разумное. Господа давят рабов, а рабы убивают господ, — мы знаем, что под антагонизмом кроется возможность быть вместе, действовать сообща — и любить друг друга. Кто как умеет.